on-line с 20.02.06

Арт-блог

06.09.2018, 13:50

Вересень-2018

Знову Вересень приїхав На вечірньому коні І поставив зорі-віхи У небесній вишині. Іскор висипав немало На курний Чумацький шлях, Щоб до ранку не блукала Осінь в зоряних полях. Р.Росіцький

Випадкове фото

Голосування

Що для вас є основним джерелом інформації з історії?

Система Orphus

Start visitors - 21.03.2009
free counters



Календар подій

    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Новини регіону

14.03.2024, 23:17

Кількість ідентифікованих картин, які викрали військові РФ під час втечі з Херсона, зросла до 94 робіт

  Робота художника Михайла Шапошникова "Півонії", ...
14.03.2024, 23:13

"Кава з ароматом перемоги": херсонський театр презентував концертну програму

  Херсонський обласний музично-драматичний театр ім. М. Куліша презентував ...
14.03.2024, 23:06

У Херсоні відбувся концерт для місцевих жителів, військових та волонтерів

  9 березня 2024 року у Херсоні відбувся концерт для місцевих ...

ЛИКБЕЗ ВТОРОГО УРОВНЯ
 

Я решил стать профессиональным журналистом. Почему нет? Репортажи у меня получались не хуже, чем у других радиожурналистов. Может быть, я и не рискнул поступать в Киевский государственный университет им. Т. Г Шевченко, но мне обещал помочь одолеть преграду экзаменов Григорий Абрамович К. - завотделом информации облтелерадиокомитета. Только «по блату» на факультет журналистики (и не только) поступали те, у кого папа был о-че-нь большим начальником. А что я – провинция, Гопри. В облтелерадиокомитете дали мне направление-рекомендацию на поступление в университет на факультет журналистики, как производственнику со стажем, который проявил способности и рвение на этой ниве.
Готовлюсь поступать в университет. Сижу над учебниками целый день. Моя голова пухнет от учебной программы. А тут друг сердешный Клифф: «Айда, вмажем нормально». Любил я его за душевность. Позвонили в Киев знакомому Ал. Ив. Гизенко, спросили можно у него остановиться на время экзаменов. Конечно, можно. Дали мне «на расходы» 200 рублей. С Богом!


Сдал я вступительные экзамены на авантюризме. Если бы тогда существовала тестовая экзаменационная система, то мне не видать универа, как своих ушей. Сочинение писал на свободную тему «интернациональной дружбы». Тема была «вечная» и повторялась из года в год. Писал, что в голову взбредёт, например, что в Болгарии меня очень взволновали цветы у памятника Тараса Шевченко. Да никогда я не был в этой стране, и нет там такого памятника. Кто проверит? И т.д. и т.п. Несколько страниц текста, таким образом, «нафантазировал». Лишь бы не было грамматических ошибок! Наши сочинения были закодированы (под номерами) и проверяли их преподаватели из других вузов. Я сделал две ошибки. Написал слова В'єтнам и кров'ю без апострофа, по-русски. Я это понял сразу после экзамена, перечитав черновые наброски. Экий болван! С моей стороны это было безалаберность, «заскок».


Я продумал сценарий сдачи экзамена по английскому языку и выиграл. Стратегия была такова: идти во второй половине экзамена - преподаватели утомятся. Тактика: отвечать без подготовки, за что полагался один бал сверху (экономил время экзаменаторам). Так как по мне было видно, что я не свежеиспеченный выпускник школы, то должен последовать дежурный вопрос: когда окончил школу. Я отвечаю, что в таком то году окончил две школы. Экзаменатор «клюёт»: какую вторую? Я отвечаю и под любым предлогом затрагиваю тему музыки.
…Взял билет, что-то ответил по грамматике, перевожу текст без словаря - худо-бедно, но смысл ясен. Дальше все следовало по моему сценарию. «Вы любите музыку? Какую?». Я на коне! Называю западных музыкантов, читаю и напеваю тексты англоязычных песен. «Таких абитуриентов у нас еще не было. Пять!». We shell over come!


«Рубикон» - украинский устный. Я его знал слабо. Надеялся на шпаргалки: пан или пропал. На экзамен (в августе) явился в сером лавсановом (синтетическом) костюме. Под ним – развешены «шпоры». Потею. В руках бумажка с цифрами – путеводитель по шпаргалкам. Спросят: что это такое? Скажу, что «ключи» к образной памяти, которая мне поможет приблизиться к самому предмету. Экзамен принимали два преподавателя. В аудитории готовится десяток абитуриентов, за дверью – толпа ожидающих своего череда. Так что воспользоваться шпаргалками было возможно. Что я и сделал. В ответы «вкрутил» известного украинского языковеда Александра Потебню, о котором слыхал краем уха. Так, вроде бы к слову. Третий вопрос: разбор предложения экзаменатор не спросил. Вот это было чистое везение! После экзамена пошел в парк на берегу Днепра, залез в кусты, разделся до пояса… Я изнемог от жаркого пиджака. Сидел долго, хлопая на своем теле комаров.


Экзамен история СССР – это «семечки». Главное не перепутать съезды КПСС. На вступительных экзаменах я в сумме набрал 23 балла (из 25). «Производственнику» этого хватало для зачисления. При собеседовании с деканом факультета показал свидетельство об окончании музыкальной школы по классу баяна, пообещав участвовать в фольклорном ансамбле. «Нам такие нужны», - сказал декан.
Вступительные экзамены сданы - можно расслабиться. Пошел вечером в бар «Крещатик». Рядом оказался японец – приехал на симпозиум физиков. Have you any vodka? Угощаю. Напоил я ученого до остолбенения и отвел в отель «Столичный» – благо рядом. Когда возвратился домой из Киева, то «сволочная» компания встречала меня на гопрянской пристани, у трапа. Впереди Вовка Покровский. У него в руках блюдечко с голубой каемочной, на нем - «червонец» – «обмывать» возвращение. Дома я был минут двадцать, что очень обидело мать. Куда там: трубы трубили марш! Ей так хотелось, чтобы я «все рассказал». И почему я тогда не побыл с мамой ну, час-полтора.

Первое сентября, вызова с университета нет. Волнение в апогее. Звоню Александру Ивановичу, прошу посмотреть в университете списки принятых. Оказалось, что я в них есть, а вот вызова – нет. Если бы я не прибыл вовремя на учебу, то вместо меня зачислили другого абитуриента. Такова хитрость. Кто «комбинировал» – не знаю.
Факультет журналистики - это, по сути, ликбез. Были интересные предметы (литература), а была куча идеологической чепухи. От конспектирования произведений классиков марксизма-ленинизма у меня появился мозоль на среднем пальце правой руки. Университетская библиотека была для меня кладезем знаний. В читальном зале можно поразмышлять над умными книжками, почитать в оригинале Байрона, Шелли (Good night? Oh, no, the hour is ill). Прошло немного времени, и я услышал эти строки на диске «По волнам моей памяти» Давида Тухманова. Я пошел к директору библиотеки, пообщался, и она позволила, чтобы мне выдавали на читальный зал таких авторов как Ницше, Шопенгауэр, Штирнер, Нордау и др. Обычно подобную литературу позволялось читать только старшекурсникам.
 

Шаг первый - познать окруженье.
Второй - самого себя.
Шаг третий в моем продвиженье -
Создать самого себя
1973 г.
 

Мои родители переехали жить в Херсон. Отец не нашел «общий» язык с первым секретарем райкома партии Коваленко. Его ошибка была в том, что он, как честный партиец, сообщил о финансовых махинациях первого секретаря Голопристанского РКП Коваленко первому секретарю Херсонского областного обкома КПУ Кочубею. Нашел кому - рука руку моет. Отца «забаллотировали» в его отсутствие, он лежал больной с температурой 40 градусов. Конечно, можно было дойти до ЦК КПСС. Что бы не было шума - «перевели» отца на другое место работы, в областной центр. Предоставили трехкомнатную квартирку (общая площадь 51 кв. м.). В это время я уже был в Киеве. Из письма маме: «Получил твоё письмо с описанием домашнего обстоятельства. Так то! Вот и вся партийная правда. Все прогнило сверху донизу. Бюрократия, карьеризм и все прикрыто партийным билетом. Батько был чересчур принципиальным и за это поплатился. Я против, чтобы вы уезжали из Голой Пристани. Работу отец может найти – пойдет преподавать в школу. Наверное, амбиции не дают». Поменять зеленую Голую Пристань на пыльный Херсон – это была ошибка.


Эпистолярный жанр для меня в удовольствие. Маме писал много и охотно. Получал от друзей - товарищей письма. У меня была коробка, в которую я складывал все письма. В течение трех десятков лет я их не пересматривал. И вот пришло время открыть архив.
Валик Белецкий: «Настали у меня черные дни. Хозяйка выгнала с квартиры. Завтра переезжаю в Гопри. На этой квартире я устроил несколько бардаков. Но барал всего одну Надю (из Гопри). Чертова жизнь! Даже не одной новой девки! И это имея такую хату. Был с двумя, но не одна не отдалась. Сессию сдал без хвостов. Назначили мне стипендию. Наконец-то. Предки, конечно, не знают. Вообще заниматься легко».
Саша Кабаков (Клифф из армии): «Спасибо, что выслал джинсовый костюм. Я в нем бываю в самоволке. Был я, значит, в госпитале 15 дней. От скуки написал медсестре письмо полное любви и ласки. Но эта ничтожная личность не соизволила ответить. Второе мое письмо было для нее ударом и для меня тоже. Письмо написал в стиле разговора Остапа Бендера. За что меня и вышвырнули из госпиталя, оскорбил, видите ли, сотрудницу. Поехал в Ужгород, по дороге продал электробритву, был принят в шанхай. Участвовал в нелегальной работе на коньячном заводе, пил коньяк и обедал за двоих. После работы уносил с собой литр коньяка, шел к цыганам. К концу оргии мне подавали лакомый кусочек, коим я наслаждался до утра. Разгул закончился очень хорошо - меня чуть было не посадили на 10 суток за самовольную отлучку».


Коля Руденко (Джон): «Новый год я провел в компании Жанны, у себя дома. Занимался сексом в течение трех дней – нещадно! Сейчас на носу сессия. Тружусь, вернее собираюсь. Музыки ничего нет. Пленку я достал, может прислать, ты запишешь. Хорошо бы Лед Зеппелин. Был на польской и югославской эстраде».
Володя Владимиров (Ленинград, погиб молодым): «В то время как я припадаю к онанистическому дивану, тебя приколачивают гвоздями оргазмов к кресту любострастия. Если я часто впадаю в ипохондричекий маразм, то ты купаешься в пандемии наслаждений, лирики, экстазов, нежной персиковой кожи, фарфоровых зубов, пепельных волос и доверчиво-мягких голубых глаз весталок. Veritas odium parit. Я из антифеменисткого болота сделал несколько выходов на большак любви, страстей и оргазмов. «А женщины любят нас и только нас!». При встрече подарю sex-талмуд «Техника современного секса». Сейчас торчу на Чиверсе и Вэстдейке. В Ленинграде снег, сырость, унылая погода. Зато афиши радуют: американский драматический театр, органные концерты «Реквием» Моцарта, клавесин, гитара и др.».


Таковы были интересы друзей – товарищей того времени в откровении. Мои ничем не отличались. Наша «голянская» компания начала трещать по швам. Каждый стал устраиваться в жизни по своему разумению. Появились в отношениях зависть, равнодушие, и, в конце концов, предательство, подлость. Моя мечта о создании голопристанского землячества в Херсоне рухнула.
Совокупный доход семьи Москаленко был на какую - то десятку выше, чем нужно для получения стипендии. Поддерживать детей материально моим родителям было трудно (сестра училась в Херсонском музыкальном училище). Из одежды у меня было – фирменные джинсы, пару батников (рубашек), замшевые шюзы (туфли). Купил на киевском толчке модный белый плащ. Модерновость шмоток создавала иллюзию моего материального благополучия. После первого курса я стал получать «степуху» – изменилось законодательство. Если будут «хвосты» – нет стипендии. Мои студенческие записные книжки пестрят именами писателей, поэтов, философов, цитаты, свои мысли, стихи. Хорошие блокноты!
 

Экзамены и зачеты я сдавал достаточно легко. Главное – вовлечь преподавателя в дискуссию. «Неуд» в этом случае никогда не получишь. На курсе у меня были ровные отношения практически со всеми, но лучше получалось с девчонками. И все же, в студенческую толпу своего факультета я вписывался как-то боком. Первое, я не посещал военку т.к. был «белобилетчиком», а потому мог себе позволить носить прическу битловку. Военная кафедра «стригла» всех согласно армейского устава. Не хочешь – не видать зачета, а там и стипендии. Моя прическа (слегка удлиненные волосы) было постоянной темой в письмах матери: постригись, не раздражай преподавателей. Второе, я не стал членом общественных организаций универа, созданных «сверху», а примкнул к энтузиастам создания рок - группы «Дзвоны». (Эта группа играла на моём знаковом дне рождении – двадцатипятилетии – 25.05.1971г.). Избегал заидеологизированных мероприятий. Скажем, не пошел на встречу с «партийным» поэтом В. Коротичем (явка добровольно - принудительная), что было отмечено деканатом. Якшался с иностранными студентами, преимущественно с африканцами. Приходил к «черным» в гости, мне ставили пластинку Джеймса Брауна или Рея Чарлза, на столе появлялась бутылка коньяка. Мы общались на англо-русском наречии. Разговаривали на «умные» темы. Например, о философии Герберта Спенсера. Знакомое черное студенчество относилось ко мне уважительно. Я никогда не фарцевал. Как-то пригласили на bith day. Два десятка черных (две негритянки) и один я белый. Чудная была вечеринка, с закуской из африканских блюд. Официально можно было «дружить» с иностранными студентами, но…не чересчур. У меня получалось «чересчур». С болгарином Костей Самсоновым (учился на нашем факультете) мы были не разлей вода. Костя был прирожденный анекдотчик (чего мне не дано). Когда он рассказывал, публика смеялась до коликов - и наливала. Костя умер в Болгарии от цирроза печени. Так, как я - «нормальные» студенты идеологического факультета КГУ себя не вели. Я это понимал, но я поступал так, как мне хотелось.

Мои политические воззрения были таковы: социализм - лучший политический строй. Правящая верхушка исказила учение Ленина. Экономику нужно модернизировать, а то свои джинсы не можем сделать. Народу следует дать больше свободы. Пусть люди ездят куда угодно, слушают, читают что хотят. Советским Союзом я гордился. Западная культура (кино, музыка, литература) - хорошо. А капитализм в целом - это плохо. И это притом, что слышал на волнах радио «Свободы» «Архипелаг Гулаг», «В кругу первом», «Красная колесница» Александра Солженицына. Костя Самсонов привез книжечку «Доктор Живаго» Пастернака, изданную во Франции. Прочитал, ну и что? Где антисоветчина? За что запрещали - не понятно. Устроили гонения поэту Иосифу Бродскому - да ничего в его стихах нет крамольного. Про Васыля Стуса слышали, но не говорили – опасно. Из украинских поэтов мне нравился Васыль Симоненко. «От і все. Поховали старезного діда. Закопали навіки у землю святу”. Я, конечно, здорово витал в облаках юношеского идеализма и максимализма. Мне представлялось, что зло можно побороть, и вообще в жизни всё должно быть «по - честному». Хотя я и не был прост, как литературный герой Шура Балаганов. Отец назвал меня анархистом за мое скептическое отношение к устройству советского государства. Ах, так! Я перечитал в университетской библиотеке все, что было по анархизму: Ламброзо «Анархисты», Эльцербахер «Сущность анархизма», Макса Штирнера, Бакунина, Кропоткина и др. Когда приехал на каникулы домой, то в диспуте «разгромил» отца. Доказал, что я не анархист. «Всеравно ты нигилист»,- сказал он, -«на выборы не ходишь». Действительно, в этом фарсе я участие не принимал. За все время моей жизни при советской власти голосовал один раз.


Выше я вспоминал о киевском приятеле моего отца Александре Ивановиче Гизенко - кандидате естественных наук на пенсии (работал охотоведом в дальневосточной тайге, автор многих научных работ). Жил он холостяком в трехкомнатной квартире, имел солидную библиотеку. В составе какой-то делегации Ал. Ив. побывал в Японии, где снимал 16 мм камерой. У меня была любительская 8 мм кинокамера «Кварц» (как жаль, что не сберег плёнки тех дней!), так как я немного разбирался в монтаже, то мы вместе смонтировали документальный фильм. Я договорился, что «науковець» прочитает лекцию и покажет фильм студентам нашего курса. Александр Иванович честно рассказал и показал, что он видел в стране Восходящего Солнца. Разоблачений «загнивающего» капитализма не было. После его выступления и демонстрации фильма ко мне подкатывает председатель профкома факультета с перекошенной рожей: «Откуда ты взял этого провокатора». За «подвох» он мне таки отомстил.
Я жил в студенческом общежитие. Тесная комнатка на троих. В моем углу стоял трансляционный радиоприемник «ПТС- 58», полка с книгами, над ней крупные цветные репродукции всех четырех битлов. Над кроватью висела обычная доска, подобранная на стройке. На ней надпись: «Доска для красоты». Это был необычный антураж для аграрного населения общаги. То, что я по ночам через наушники слушал зарубежные «голоса» конечно же, было известно «там, где следует». Как не настучать, не выслужиться.


В тот вечер у меня была бутылка вина. Позвал в гости первокурсницу (я был популярной личностью). Она зашла. Присела. Мы даже бутылку не открыли. Стук в дверь. На пороге (уже заложили,гады) председатель профкома: «Кто тут у тебя. Чем вы занимаетесь?». Если бы я его впустил, то подставил бы ни в чем неповинную девчонку. «Я тебя как вьебу, так ты в момент рассыпешься». Наверное, по моему лицу он увидел, что сейчас так оно и будет. Швырк - и след простыл. На следующей день (зимой) меня с общаги выставили. Что делать, куда идти? Паспорт просроченный (пора менять по месту прописки, т.е. в Херсоне). С таким документом в гостиницу не пустят, квартиру не снимешь. Главное - устроиться с ночлегом. Я придумал ночевать в центральной гостинице «Москва» в коридоре офиса. Приходишь к 22.00, берешь в туалете швабру и закрываешь изнутри через ручку входную дверь. Если кто - то дергает, то думает, что закрыто. В моем распоряжении было целое помещение с туалетом. Спал на дорожках, постелив газету. Для этого покупал «толстую» «Литературную газету». Почитаешь в туалете, сидя на унитазе - и спатки. Из щелей под дверьми тянуло. Ноги приходилось обматывать газетой, чтобы не зябли. В 6.00 в кабинетах начинало работать радиоточка - пора убираться, к 7 приходят уборщицы. Идешь вниз, в холл, кимариш в кресле. Потом в баню, которая находилась рядом с нынешним майданом Незалежности. Бани в Киеве работали с 8 утра. Билет в общее отделение 25 копеек. Почистишь перышки - никому в голову не придет, что ты бездомный. Так прожил я почти месяц. Отважилась меня взять на квартиру интеллигентная хозяйка (ей было под 70). Брала она за комнату дорого -30 рублей. Но другого варианта у меня не было. Квартира, состоящая из двух комнат, находилась в центре города, в старом одноэтажном домике, который стоял в глубине дворов.

Наверное, это домостроение сохранилось с булгаковских времен. У хозяйки была большая черная кошка Пышка, которая окотилась. Котят утопили, как безродных. Я пожалел животное, подавил в полотенце молоко. Кошка вкурила, что к чему и каждое утро, в пол шестого мяукала у меня под дверью. Я ее был вынужден впускать. Она запрыгивала на кровать, ложилась – дави. Так продолжалось целый месяц. Моя хозяйка была интересной пенсионеркой. Она читала «толстые» романы, посещала кинотеатр ретро-фильмов. Я предпочитал Ф. Достоевского, она Льва Толстого. Мы спорили. «Вторая половина «Преступления и наказания» – тягомотина». «А описания баталий у вашего кумира – уснуть можно». Ушел я жить на квартиру к двум сокурсникам только из-за квартплаты – здесь брали с души по 10 рублей.


Несмотря на жизненные невзгоды, в зачетке у меня был порядок. Камнем преткновения была украинская мова, где диспуты были неуместны. Уф… Конфликтовал с «англичанкой». Она считала, что английский я хватаю «на лету», не хочу учить язык, к которому «имею способности». И это было правдой. Язык сам «прилипал» ко мне. Зачет по физкультуре получал так. На первом курсе посещал секцию спортивной стрельбы из лука. Первый семестр мы не стреляли, а делали тетивы. С правого положения я стрелять не мог по зрению. Меня отчислили из секции. Записался в секцию тяжелой атлетики, почему - то мало популярной среди студентов. Придёшь на занятие – потягаешь «железо», примешь душ. Хорошо! Жим, толчок штанги и сейчас умею.

Ах, друзья мои, расскажу об одном своем замечательном похождении. Занятия второй смены на факультете (желтый корпус) заканчивались вечером. Иногда мы после пар, трое - четверо, шли в буфет гостиницы «Украина». Рядом с университетом. Брали по «сотке» водки, закусить пару сосисок, балагурили о том, о сем. Бывало тут встречались с нашими преподавателями. Они делали вид, что не замечают нас, а мы их. Как - то Феликс пошел в туалет и возвратился с длинноногой немкой в мини-юбочке. Девушка за столом оказалась возле меня. Она не бельмеса по-русски, не разумела и английский. А я по-немецки знаю только либхен и хенде хох. «Шнапс гут», - говорю. И наливаю ей рюмку. Пришлось перед немкой тряхнуть тощими студенческими кошельками. Не знаю, каким образом, но мы общались. Марта ее звали. Рассказала кто и что она, откуда. Как упустить такую «пташку». Куда её повести? Некуда! И пошли мы с ней во двор напротив Бессарабского рынка (там, где был кинотеатр). Сели на скамейке. Она закурила, а я откупорил бутылку вина. Откуда не возьмись мент с дружинником и двумя дружинницами. Распитие в неположенном месте спиртного, да еще с иностранкой для студента идеологического факультета означало автоматическое отчисление из университета. Мент требовал «пройтись». Не знаю, что и как поняла Марта. Только она обняла меня за шею и запричитала: «Либхэн, либхэн». Одна дружинница говорит: «Та не трогай ты их, бач она его любыть». Нас не тронули. Приказали убраться со двора. Я с Мартой гулял по ночному Киеву (с заходом в райские кущи парка) до утра. Она написала обгоревшей спичкой на пачке сигарет свой адрес. Я помню тебя Марта, не забыл и дружинницу, которая вступилась за нас. Женщины всегда были добры ко мне. А я к ним.


Киев был для меня в прямом и переносном смысле «моими университетами». В Киеве я взял руки фотоаппарат (через несколько лет мои снимки демонстрировались на областной фотовыставке). Все имеет свои причины и следствия. Если бы я не занялся фотографией, то вполне вероятно, что и «Грешник» не появился на свет. Подружился с полковником советской армии Глушановским, ленинградцем, большим любителем поэзии. Он мне давал читать рукописные сборники стихов Мандельштама, Ахматовой, первое журнальное издание «Мастер и Маргарита» Булгакова и многое другое, чего не было в университетской библиотеке. В Киеве я каждый день посещал букинистический магазин возле универа. Домой, в Херсон привозил книги чемоданами. Особенно «напирал» на философию. Меня очень интересовали различные этические системы, вплоть до взаимоисключающих: от Штирнера «Единственный и его достояние» до Кропоткина «Взаимопомощь как фактор эволюции». В то время по мне была жизненная позиция Генри Торо, изложенная в «Уолдон или жизнь в лесу». Вообще то, мои духовные искания во многом совпадают с исканиями Сомерсета Моэма, которые он описал в «Итогах». Правда, англичанин уж больно прагматичен, как по мне. Однако на многие явления жизни мы с ним смотрим одинаково. Хочу заметить, что тогда читал «Письма к сыну» Честерфилда, где куча разумных советов, как правильно жить в человеческом сообществе. Однако эти советы не оказали на меня никакого влияния. Я перечитал многих философов, пытаясь определить для себя систему этических координат. В двадцать лет (прочитав у Канта о категорическом императиве) я сочинил трактат по этике «Как жить». Это была обычная школьная тетрадь. Подарил «труд» одной 17-летней девушке, разумеется, чтобы произвести впечатление для дальнейшего развития отношений. Не произвел. Сейчас понимаю: чепуха все эти учения. Называй себя стоиком или гедонистом - натура тащит человека по жизни. Кто написал эти строки - я, или дед Илья?

Осень рыжекудрая - повяжи платок
Голубой на шею неба и зажми мне рот
Поцелуем острым красного вина,
Ты ведь соком ягод для меня хмельна.
А весной иначе - поют соловьи
О моей не начатой розовой любви.
1974 г.

Конечно, ребята, были у меня в Киеве свои «амуры», были и всякого рода другие похождения. Да ну их! Успеется.

Расскажу, как я ездил за «культурой» в Прибалтику. Первый раз в Ригу - слушать орган в Домском соборе. Программка сохранилась - это было 28 октября 1973 года. Слушал произведения Баха, Верди, Свиридова и других композиторов. Играла виолончель и орган. «Живьем» я слушал настоящий орган впервые и, кстати, последний раз. Самым любимым музыкальным инструментом у меня был и есть - скрипка. Пластинки с записями классической музыки были всегда. Только слушаю редко, под настроение.
Необычная у меня была поездка в Литву. Я решил посмотреть в оригиналах картины Чюрлениса. Купил ж/д билет и в 2.00 ночи был в Вильнюсе. О, пути Господни, которые неисповедимы, разве я мог тогда представить, что через годы мне придётся на этом вокзале коротать не одну ночку. Утром пересел на местный поезд и прибыл в Каунас. Увы, музей Чюрлениса был закрыт, не помню, то ли был выходной день, то ли санитарный. Что делать, ночевать негде, да и времени не было. Решил зайти с «черного» хода и узнать, когда музей откроется. Вышла девушка. Вид у меня был «хипповый». Я объяснил кто я, откуда и зачем. «Поговорите с сестрой Чюрлениса - она директор музея». Проводила в кабинет, где была пожилая женщина - сестра художника. После объяснений она сказала молоденькой сотруднице: «Открой и проводи, пусть парень посмотрит». Я целый час ходил от картины к картине - за мной тенью была девушка, включая и выключая освещение. «Можно купить альбом Чюрлениса?», - спрашиваю у нее. «Сегодня киоск закрыт». Договорились, что я оставлю деньги, а мне пришлют два альбома репродукций картин художника. Спустя две недели я получил в Киеве эти альбомы. Вот это и есть «человеческие» отношения.

Продолжение следует в  ПЕРЕД ТЕМ КАК УЛУЧШИТСЯ – СИТУАЦИЯ УХУДШАЕТСЯ 

 

Напишіть свій коментар

Введіть число, яке Ви бачите праворуч
Якщо Ви не бачите зображення з числом - змініть настроювання браузера так, щоб відображались картинки та перезагрузіть сторінку.