on-line с 20.02.06

Арт-блог

06.09.2018, 13:50

Вересень-2018

Знову Вересень приїхав На вечірньому коні І поставив зорі-віхи У небесній вишині. Іскор висипав немало На курний Чумацький шлях, Щоб до ранку не блукала Осінь в зоряних полях. Р.Росіцький

Випадкове фото

Голосування

Що для вас є основним джерелом інформації з історії?

Система Orphus

Start visitors - 21.03.2009
free counters



Календар подій

    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Новини регіону

22.03.2024, 13:15

Книга історій "Плач Херсонщини". Художниця створила ілюстрації використовуючи старослов'янські символи

  Художниця з Херсона Валерія Гуран працювала в Естонії та ...
20.03.2024, 23:16

Сквер на проспекті Незалежності в Херсоні назвали на честь Джона Говарда

  У Херсоні завершилось громадське голосування щодо перейменування ...
20.03.2024, 22:51

Присвятила 50 років свого життя театру. Історія Заслуженої артистки України з Херсона Олександри Тарновської

Заслужена артистка України Олександра Тарновська присвятила 50 років ...

 

Бабушка

 

НАША БАБУШКА

Жила-была бабушка. Это была наша бабушка. Старенькая такая, сморщенная, склеротическая и до ужаса вредная старушонка. Такая она была старая, что давно уже забыла, как её зовут, кто её мама и папа и вообще не хотела себя признавать нашей бабушкой, а всё кричала, что она наша дедушка и бегала, как сумасшедшая по комнате.
На двух мировых войнах, в которых она участвовала, ей оторвало две ноги: в первой – левую, до колена, а во второй – правую, почти до бедра. И вот, когда она волнуется, то бегает в таком безобразном виде, стучит костяшками по полу, спать нам мешает. Люди её возраста или в ящик уже давно сыграли или на лавке во дворе кости всему дому моют, как будто их старым костям от этого легче. А наша бабка, несмотря на свой склероз и инвалидность, продолжает активно трудиться в качестве новатора и пропагандиста, ходит по институтам и школам, рассказывает о своём боевом и трудовом прошлом, при этом не скупится в выражениях и когда входит в раж, то на неё страшно смотреть. Бабка наша неграмотная, и автографы раздаём за неё мы. В конце дня руки болят, и вечно не хватает в ручках пасты.


Долго наша бабка о протезах мечтала. Ну, каково ей на своих культяшках по городу бегать! Они ж ведь разной длины и так громко грюкают, что прохожие, думая, что это танк по улице катит, в ужасе по домам разбегаются или, чтоб далеко не бегать, просто падают в обморок, лежат себе спокойненько, смотрят в голубое небо и ровненько дышат.
Долго ждала бабуля. Какие-то там льготные очереди были. Она во всех них стояла, потом сидела, потом лежала, а потом уже начала бегать и искать самую-самую льготную очередь.
Дура она, конечно, набитая. Раз ты инвалид, да ещё и без обеих ног, так сиди себе и не дёргайся, на жалость дави, на гуманизм и человеколюбие. А она бегает и везде скандалит. Чтоб от неё отвязаться, начальники и на замки в кабинетах запирались, и на больничные уходили, и в окна выпрыгивали. Но бабка везде их доставала, материла, а иногда и сильно била. Старой она, чекистской закалки и других методов внушения, кроме физических, не признавала.


Но вот по городу разнёсся слух, что по дешёвке в винном отделе с заднего крыльца грузчик Стёпа продаёт новенькие, только с конвейера немецкие протезы. Ему их прямо на «Боинге» подогнали, как гуманитарную помощь нашей бабке. А он их, сволочь, начал продавать. Бабка наша перевернула всю квартиру, заначки свои на чёрный день до кучи собрала, нас всех повытряхивала, загнала телевизор с холодильником и со всего города сбила по полтиннику. А кто ж ей не даст, когда она всю ночь под окнами песни о гражданской войне орёт и в барабан башкой своей склеротической колотит, потому что рук у неё тоже нет, а где они – она давно забыла и даже не вспоминает об этом. Насшибала она деньжат аж на десяток протезов, а ей всего-то одни нужны, да и те Стёпа уже продал и деньги давно пропил.
Бабка – в панике. Тащит похмельного грузчика в свой кабинет и инквизиторскими методами доказывает ему, что он глубоко ошибся, что не продал ей протезы. Грузчик в тоске и отчаянии рыдает, ползает перед бабкой на коленях и всем своим видом даёт понять, что он хороший парень и не надо ему делать «испанский сапог» или подвешивать на дыбу, что он опять смотается куда надо, с кем надо договорится и будут у бабки новенькие протезы, лучше тех, что он уже загнал. Бабка довольная откинулась в своём кресле, да так откинулась, что кресло опрокинулось, бабка тюкнулась головой о край шкафа и – откинула копыта.


Жалко бабку. Тем более, что протезы в тот же вечер были доставлены прямо к нашему подъезду на белом «Мерседесе», и бедный Стёпа, узнав о бабкиной кончине, безутешно рыдал у её гроба, бил сначала себя, а потом её этими протезами по голове и орал красивые слова о светлой памяти всех, безвременно покинувших этот свет.
В довершение всего, он торжественно оторвал себе обе ноги взрывом ручной гранаты, и теперь весь город просыпается по ночам, когда Стёпа выходит погулять на бабкиных протезах. Он счастлив, как ребёнок, и люди с завистью смотрят ему вслед.
 

НАШ ДЕДУШКА

Но бабка ладно – её уже нет, и след о ней в нашей памяти давно изгладился и порос буйной растительностью. Остался ещё жить и трепать наши несчастные нервы её муж, наш дед, ровесник века, но не этого, а прошлого, а, может, и позапрошлого. Когда его о возрасте спрашивают, он только мычит в ответ, потому что языка у него нету – Богдан Хмельницкий вырвал за лишнюю болтовню в стане врага.
Деду без языка неудобно: он и бумажку в рот вставлял, и на токарном станке из нержавейки язык себе вытачивал, но нужной формы так и не добился; ходит, бедолага, безъязыкий. А на фиг он ему: всё равно дед уже два года ничего не ест. Где-то прочёл, что есть вредно, но не дочитал, чего именно – и отказался есть совсем. Сначала мы думали, он голодовку объявил, участливо спрашивали, чего он добивается, какие требования выставляет: может, за разоружение и мир во всём мире или наоборот, чтобы у каждого было по пистолету и гранате и чтоб стрельба стояла круглосуточная. Но дед молчал, запирался в туалете и сутками не выходил оттуда.


Мы, что бы как-то его поддержать, тоже присоединились к дедовской акции протеста, вышли во двор, потом на проезжую часть дороги, уселись прямо на полосе встречного движения и, игнорируя бешеные сигналы машин и грубость постовой милиции, просидели трое суток, взявши друг друга под руки и распевая нацистские марши. Правда ни слов ни мелодии мы не знали, но выходило недурно и нас после этого даже пригласили в студию грамзаписи, где мы записали два диска-гиганта.
Но это было потом… А когда мы сидели и голодали поперёк движения, машины, чтоб не раздавить нас и не попортить своего внешнего вида, аккуратно, как этого требуют правила международного водительского движения, врезались друг в друга, в столбы, в деревья, в дома и даже в проходящее мимо стадо коров. Отпадное зрелище!


Нам пришлось отодвигаться назад по сто метров в сутки, потому что груда бывших машин, а теперь первоклассного лома росла так стремительно, что сидеть возле неё представлялось опасным для здоровья из-за вылетающих из-под неё выхлопных газов, и для слуха из-за страшного рёва продолжающих работать на холостых оборотах двигателей. Деду-то что – он в туалете голодает, а у нас вредная голодовка, с риском для своих и чужих жизней. Трупов после аварий мы, правда, не видели, но кровищи было – мама родная, сколько!..
Потом мы резко прекратили голодать, потому что раскусили деда. Раскусили мы его, а он не вкусный, жёсткий такой, мясо старое – одни жилы. Даже под соусом он нам не пошёл. Из костей, правда, навар неплохой получился; бульончик – высший сорт. Светлая память деду…
 

НАШИ МАМА и ПАПА

А ещё у нас мама и папа есть. Они вообще ни на кого не похожи. Дед с бабкой – те просто ангелы по сравнению с ними были. Когда мама папу по башке табуреткой колотит, а папа ей кухонным ножом во все части тела тыкает («выкать» он давно отвык, да и не умел никогда), то весь дом сбегается, к нашей двери выстраивается огромная очередь, сестрёнка моя семилетняя уже сидит на табуретке и аккуратненько продаёт билетики – взрослые и детские. Правда, детям предварительно завязывают глазки, потому что если слушать вопли ещё как-то можно, то видеть изувеченные силовой борьбой тела опасно для хрупкой детской психики.
Свет мы гасим, что б всё было, как в настоящем кинотеатре, даём музыкальное сопровождение и иногда делаем рекламные паузы: растаскиваем маму с папой в стороны и они по очереди начинают рекламировать то бритву «Жилетт», то «Рафаэлу», после чего мы устраиваем получасовую распродажу заранее припасённых товаров.


Сеансы длинные, и не у всех достаёт терпения досидеть до конца. Но те, кто вытерпел, вознаграждены с лихвой: на маме обычно нет живого места, это сплошная кровоточащая рана, к тому же изрубленная на мелкие кусочки и поданная благодарным зрителям на чистеньком сверкающем подносе избитым до неузнаваемости папой.
Аплодисменты не стихают двое суток, и когда мы с сестрёнкой подсчитываем наши доходы, то их обычно хватает и на мамино с папой лечение, и на тетрадки нам в школу, и на пиво с сигаретами, от которых мы торчим и тащимся, потому что учителей от этого хватает кондрашка. Ну, не могут они видеть подрастающее поколение курящим и пьющим. Сами виноваты – пусть себя вспомнят, козлы!...
 

МОЯ СЕСТРИЧКА

Сестрёнке моей хоть и семь годков, но мужиков у неё уже было штук пятьдесят. Она без них не может и шагу ступить. Сделает шаг и – брык, падает, постоянная поддержка нужна. Ножки у неё слабые, рахитичные, кривые. Словно в кавалерии служила.
Мужики на неё кидаются, как сумасшедшие, они ж ведь слабых баб любят, надо им кому-то опорой быть, не зря ведь природа их такими верзилами вылепила. Один её, сестрёнку, поддерживает, второй на руках несёт, третий – на шею себе садит, а она ножками своими уродливыми сучит, ротик беззубый распахнула и так орёт, что меня ветром за угол сносит.
А чего б ей не орать при таком внимании к своей персоне. Я б, наверно, не только орал, а ещё б лягался, кусался и рвал волосы на головах своих ухажёров. Их ведь много, а я один. Пусть терпят!..

И ЕЩЁ… ПЛЕМЯННИКИ

Племяннички есть. Тоже не подарок (не дождёшься от них подарков). Что ни день – новые фокусы. Они в цирке работают мастерами оригинального жанра. В другие жанры их не пускают, а то они их тоже сделают оригинальными. Ну, в цирке, чёрт с ним, пусть вытворяют, что хотят, а дома будь нормальным человеком, не выпендривайся и не подсовывай мне заместо шоколадки кусок мыла, да ещё хозяйственного. На крайняк можно земляничное – не так воняет и пузырей меньше изо рта летит.
Я их долго терпел, внушения всякие делал, в том числе и по телику (на ОРТ дуэтом с Кашпировским выступал). Не проняло их, сами кого хочешь заморочат. Выгнал я тогда всю чесную компанию, вместе с сеструхой на улицу под проливной дождь. Выли они так, что даже у людей с крепкой психикой проблемы со здоровьем начались. Ну, а я человек привычный, сидел дома, наслаждался этими трелями, и пока накрапывали остатки дождя, я накрапал все эти причудливые мемуары.
Честно скажу: перечитывать, пересказывать и переставлять в них слова и знаки препинания не собираюсь, так как ценю первородность и непосредственность рассказа. Этого так трудно добиться, особенно, когда печатать такие перлы собираешься. Но я стараюсь и буду стараться…

Публікація першоджерела мовою оригіналу

Напишіть свій коментар

Введіть число, яке Ви бачите праворуч
Якщо Ви не бачите зображення з числом - змініть настроювання браузера так, щоб відображались картинки та перезагрузіть сторінку.